1.

… сегодня мой день рождения. Хотя может и не мой. А чей-то другой. Ведь в любой день года у кого-то обязательно есть день рождения. Даже если это пятница и тринадцатое число. Слава богу! Меня сия участь миновала! Я точно помню! Двадцать четвёртое июня, воскресенье. Говорят, те, кто родились в воскресенье, очень счастливые люди. Мда. Последнее время, я почему-то этого не ощущаю. Может поэтому я и решил объявить всем, что у меня сегодня день рождение. Может, потому что всё это началось именно в этот день. В мой день рождения.
Я и ещё две супружеских пары друзей, весело отмечали мой день в одном из баров нашего города. Было поздно, а выпито сколько? Что сказать, правильно! Нечего! Смутно, очень смутно, но всё-таки помню, что со мной рядом оказалась какая-то девица, с длинными, нечёсаными волосами и пахнущая очень сладкими духами, вперемешку с запахом потного тела. От такого коктеля, хотелось бежать в туалет и пугать там унитаз до тех пор, пока он не убежит. Но я уже был пьян, обнимал девушку за талию, шептал ей на ушко разные милые пошлости, и совсем забыл про туалет и про белый унитаз. Выпил ещё, и забыл, что его пугать надо, особенно в свой день рождения. Да и зачем? Что он мне плохого сделал? Хотя может и вспомню, рюмок так через десять. А пока я обнимал девушку, клялся ей в вечной любви, не зная даже её имени. Юморил, острил по поводу присутствующих, иногда даже удачно, по крайней мере, мне тогда так казалось. Она хохотала с широко открытым ртом, я смотрел ей в рот, на её белые зубы и дёргающийся в конвульсиях язык, и всё пытался вспомнить её имя. Вот чёрт! Из этого ничего не выходило! В голове крутилось, только, кариес, Бленд-да-мед, какие-то улыбчивые школьные дети, и Колгейт. Вот блин! Мои супружеские пары, обжимаются посреди зала, а я тут мучаюсь, вспоминаю имя и морщу лоб. Кто-то, наверное, заметил бы, да какая к чёрту разница! А нет! Я человек старомодный, и без имени ни-ни! Никак нельзя! Иначе что получается? Кукла Даша, кукла Маша, так что ли? А если не Даша или того хуже не Маша? На бундершафт пил? Пил. А целовался? Точно. А имя с кем пил не запомнил? Стыдно, товарищ! Вот чёрт! Спросить бы, да как-то неловко. Я всё стеснялся спросить, гладя её коленку, а она всё смеялась. Я сосредоточенно смотрел ей в рот, но Колгейтом назвать её нерешался. Хоть и пьян, но понимал, не то что-то…
Да не об этом я хотел сказать, глупости это. Глупости? Нет! Вот имя узнаю, тогда глупости будут. Позже, а пока? Жизнь! Бьёт ключём! По рюмашке, моя знакомая незнакомка! За мои, …надцать! И всё! А потом, сестра имя! Имя сестра! И глупости… Я глупо хихикнул, икнул, извиняясь, приподнялся и опрокинул рюмку. В голове пронеслось: Нажрался! Сукин сын! Стало стыдно. Захотелось вымолить прощение и совершить подвиг. Но целовать руки, к тому же, они у неё пахли селёдкой, я уже не мог. Тем более, встать перед подругой на колени, для того что бы, прикоснуться к её вонючей ручке губами, я бы уже не поднялся до завтрашнего утра. Так что вопрос о прощении, отпал сам собой. Осталось место только подвигу. И только я нашёл объект для оного. Через два столика от нас сидел лысый мужик в очках, и так нагло и беззастенчиво разглядывал мою подружку или меня, а может всех вместе, хлебая минералку. Именно хлебая, потому что пьют благородные напитки, вино или коньяк, например. Если быть до конца быть правдивым, дешёвое вино жрут! А воду хлебают, даже с пузырьками, как кони на водопое. Не знаю, что возмутило больше, минералка или то что, он нас так беспардонно разглядывал. Как микробов под микроскопом. Ещё бы лупу с собой в ресторан взял! Подумал я, распаляя и без того переполненую праведным гневом душу. Микробы, мать твою! Один микроб принёс, а другой выпил, третьи не делятся, а наоборот объединяются, а ты изучаешь, гад? Сейчас, подожди минуту, я тебе лекцию прочитаю, по физики!
Я захотел встать, не могу же я подвиг сидя совершать? Опрокинул стул, пошатнулся и схватился за скатерть. И тут такое началось. Что-то грохнулось, и это что-то как раз было моим стулом, после посыпались тарелочки, вазочки, бокальчики и рюмочки. Они весело кончали жизнь самоубиством у моих ног. При этом, обрызгивая или обкидывая мои брюки тем, что у них было внутри. Месть у них, такая что ли? Я грустно смотрел на свои штаны, другой бы радовался - если с них всю еду соскребсти, ещё два дня закусывать можно. Подбежал микроб. Тьфу! Офицант. И стал грязной тряпкой счищать с меня двухдневную закуску.
Я совершенно забыл о лысом, внимательно набюдая за своими брюками. Печально констактируя факт, что остался без закуски и штаны безнадёжно испорчены. Подвиг совершать, в грязных штанах, определённо расхотелось. Стало грустно, протрезвел даже. Не совсем конечно, а так чуть-чуть. Поднял опрокинутый стул и уселся напротив своей королевы, стараясь задвинуть грязные брюки с ногами, подальше, под стол. Погулял, называется! Супермен хренов!
Мне на плечо, опустилась чья-то рука. От неожиданности я вздрогнул и обернулся. Опа-на! За моей спиной стоял лысый. Я попытался вскочить, раз сам пришёл. Но не смог, на плечо как будто, плиту бетонную положили. Ноги ещё раз попытались совершить жалкую попытку, поднять моё тело. Но, видно поняв безрезультативность, успокоились под столом.
- Зачем вам вставать, молодой человек? Тем более у вас, как я заметил, это не очень хорошо получается. Уж лучше я присяду. Надеюсь, дама не возражает. - Заметил лысый, убрав руку с моего плеча, пододвинув стул.
Дама не возражала.
- Я увидел, с каким интересом на меня смотрел этот молодой человек, наверное, у него ко мне есть вопросы? Вот решил, подойти и представиться. Его попытка, подойти не увенчалась успехом. А если гора не идёт к Магомету, то сами знаете. - Лысый противно хихикнул. - О да! Я всё болтаю, болтаю, а ещё не представился! Лаврентий, вы будете смеяться, Палыч!
Да обхохочешься. Если он сейчас ещё скажет, вы молодые люди, сейчас оборжотесь, но моя фамилия Берия, это будет самая удачная шутка за сегодняшний вечер. Мрачно подумал я. Праздновал свой день рождения, за столом с Берией, водку пил из черепков убиеных младенцев, а закусывал человеческим мяском. Кому расскажи - пальцем у виска покрутят. А может это уже горячка? Ну что у меня вечно всё, не как у людей. К людям чёртики и белочки приходят, а ко мне Берия, собственной персоной. Точно горячка! Белая! Ой, мамочка, говорила ты мне, пей меньше!
Стало страшно и грустно, захотелось завыть на весь ресторан, голым проскакать галопом по столикам, усесться на пол посреди зала, высунуть язык, пускать пузыри и дожидаться санитаров.
- Нет, Миша, не Берия, Берлиоз моя фамилия. А про черепки детские, ты это зря! - Лаврентий Палыч укоризнено покачал головой. - И не нужно тебе пока санитаров, давай выпьем лучше, за знакомство.
- Выпьем. - Согласился я. - Чтож не выпить. - Не удержавшись, добавил. - Крови, невинных и убиенных малышей.
- Михаил! - Лаврентий Палыч, погрозил мне палцем. - Ты разве не понял? Тебе по буквам повторить? Берлиоз! Берлиоз, моя фамилия.
Лаврентий оглядел разруху, произошедшию на нашем столе, благодаря мне. Хиросима плакала бы горючими слезами, на столе не было ровным счётом ничего. Сплошная Сахара, даже верблюд нагадить не успел, пусто как в пустыне и чинно как в церкви. Пусто!
Махнул рукой, из под стола, от куда то, из под моих испачканых ног, вырос офицант.
- Что пожелаете, Лаврентий Палыч?
- Коньячка, любезный, у человека праздник. Закусочки разной, икорки, балычка, того, сего, ну сам знаешь. А вы что пьёте? - Спросил Лаворентий, повернувшись к моей спутнице.
- Шампанского, французского. - Засмущавшись, ответила она.
- И ещё двести грамм водки. - Сказал Лаврентий, и подмигнул мне.
Я тоже подмигнул ему, правда, одним глазом получалось плохо. Подмигнул двумя.
- А вы Михаил шутник! - Сказал Берлиоз. - Да! Да! Водки, двести! - Внимательно посмотрел на мою подругу. - Триста!
- А друзьям? - Обнаглел я. - Им что? Они же со мной. Вон они, танцуют.
- Танцуют, говоришь? - Лаврентий наморшил лоб. - И им тоже, будет! - После добавил. - Будет Михаил, будет, всё будет, даже больше! Ты даже не сомневайся. - Лаврентий хлопнул в ладоши.
Стол просто не вмещал всего того, что заказал Берлиоз. Офицанты дружною толпой подтащили ещё два стола, полные всякими ядствами. И при этом ничего не потеряли и не разбили.
Мне бы так! Подумал я. И тоже захлопал в ладоши.
Лаврентий засмущался:
- Не надо оваций! - Махнул рукой. - Лучше выпьем.
Выпили. Моя принцесса хряпнула водки, даже не поморщилась. Шампанское ей! Зачем? Прав Берлиоз! Водки, триста, и всё! Опыт не пропъёшь! - Подумал я и даже зауважал Берлиоза.
Один только вопрос меня мучил:
- А друзья? Мои? Палыч? - заплетающим языком, я спросил у Берлиоза.
- Будут! - Берлиоз махнул рукой. - Сейчас! Миша, можно я на одну секунду займу ваш стул?
- Мой? - Я встал, внимательно оглядел свой стул. Стул как стул! С ножками, чёрный, не жалко. Кивнул Берлиозу. - Действуй Палыч!
Палыч вскочил на мой стул, и закричал на весь ресторан:
- Две пары! Да! Да! Вы! - Берлиоз отчаяно жестикулировал, тыкая указательным пальцем правой руки в толпу танцующих. - Вы! И Вы! Остановитесь! Хорош обниматься! Подойдите к столику! Нет, не вы! А вы! И не вы тоже! - Берлиоз, стоя на стуле, махая руками, напоминал Наполеона, только треуголки ему не хватало. - Вот вы, подойдите! А ты куда прёшь! Танцуй! Тебя не звали! Третья пара слева, у вас совесть есть? У вашего друга день рожденье, а вы? Бросайте эти глупости, и к столу! Быстро!
- Не волнуйся! - Берлиоз похлопал меня по плечу, соскочив со стула. - Сейчас все соберутся!
- А я и не волнуюсь! - Ответил я, наливая себе рюмку, старясь не перелить. - Тебе налить? Лихо ты командуешь, Палыч! Я их уже час собрать не мог! Впрямь, Гетрострах!
- Чего, чего? - Спросил меня Берлиоз. - Это кем ты меня обозвал?
Я замялся, поняв, что сморозил глупость. Но кроме Архимеда, на ум больше, никто не приходил.
- Ну, ты что, обиделся? Я не то имел в виду! Оратор, вот! В Древней Греции, такие были, которых все слушали. Палыч! Прости гада! Если не так что! Давай на брундешафт!
Стыдно господа! Но я полез целоваться.
- Друзья! Друзья! - Заорал я, вытирая губы. - К столу! - Подруга моя, уже накатив грамм так двести, затопала ногами. Берлиоз улыбался…

На этом месте, внятное повествование обрывалось. Следующие несколько листов, были испорчены водой или скомканы и разрованы на кусочки. Из того, что осталось, было возможно востановить лишь несколько фраз, и какие то обрывки. Можно ли из них делать какие-то выводы судить вам. Всё что удалось сохранить, перед вами:

- Дорогие господа, товарищи и ихние бабы! - Берлиоз опять вскочил на мой стул, (дался он ему!), с рюмкой в руке, хихикнул, потёр шею, и продолжил. - Шутка! Я вообще с некоторых пор шутник. Анекдот знаете? Выкатываеться голова из-под трамвая, и говорит: "Ничего себе за хлебом сходил!" Так это про меня. - Берлиоз снова потёр шею. - Правда смешно? Но про меня хватит, давайте за него! - Берлиоз указал на меня толстым пальцем.
Я подумал и согласился, почему и нет?
- Давайте!
- За мировой …
- Давайте!
- За мил…ам!
- Ура! Ик! Давайте!
- …………….!
- Давай!
- Ещё по чуть-чуть и всё!
- А на танец?
- А в морду?
- Кто су…?
- Палыч, рассуди!
- Нет, Палыч, ты даёшь!
- Ты меня уважаешь? Тогда давай, ещё по чуть-чуть, и всё!
- Давай!
- Даааай, я тебя поцелую!

Это всё что удалось сохранить.

2.
Я очнулся от того что, меня кто-то хлопал по щекам. Открыв глаза, увидел склонившуюся надо мной толстую, противную морду в очках, которая улыбалась.
Причудилось, подумал я и закрыл глаза. Меня всё равно били по щекам. Я открыл глаза, морда не пропала, только по-моему, улыбка на ней стала шире и наглее.
Я захотел приподняться. Голова тут же раскололась на тысячу маленьких головок, размером с грецкий орех. Каждая из которых вопила и орала что-то своё. Мне показалось, что я схожу с ума. Я обхватил голову руками, на удивление та оказалась на месте.
- Нет, Мишенька, пока не сходишь! - Ласково сказала морда. - Мешать меньше надо было водочку с пивом, коньячок с шампанским, и закусывать, закусывать, а то так и правда, не долго в весёлом доме, очутиться.
- Ты кто, харя? - Почти шепотом спросил я. Язык, казалось, распух так, что во рту просто не осталось места. Шевелился в пересохшем рту он очень медленно и с большим трудом.
- Ай-я-яй! - Морда улыбнулась ещё шире. - А кто меня в ресторане лучшим другом называл? Обнимал? Целоватся лез? Всего обслюнявил, а? Так что люди, коситься стали. - Морда хихикнула и подмигнула. - Думали что у нас с тобой, того, любовь, Мишенька!
Я посмотрел на морду и мне стало ещё хуже, захотелось блевать.
- Врёшь, сволочь. - Просипел я.
- Не вру, Мишенька, не вру, нет у меня такой привычки. - У морды, откуда-то появились руки, одна из них держала запотевший стакан, другая блюдечко с большим мочёным помидором. - На, Мишенька, полечись, авось, вспомнишь?
Я судорожно облизнул губы, рука сама потянулось за стаканом, не расплескать бы? Поднёс стакан ко рту, и! И!… Ух! Зажмурился и замер на минутку. После потянулся за помидором. Хорошо то как! Снова закрыл глаза, контролируя процес. Застоявшияся кровь, встрепенулась и побежала по венам, язык стал принимать привычную форму, во рту появилась слюна, а голова стала собираться воедино. Не выдержив я закричал:
- Отлично Палыч!
- Ну, вот и хорошо, вспомнил Мишенька! - Сказал Берлиоз.
- Где я, Палыч? - Спросил я, оглядевшись по сторонам.
Такой залы, я ещё не видел. Дворец съездов! Хотя нет! Дворец съездов меньше! Ух ты! Комната на два квартала с диванами! Которые распиханы или раставлены, где попало. Около каждого дивана обязательно горела свеча, приколоченая к стене или стоя на полу. Около иных свеча просто висела в воздухе, над изголовьем. Вдаль посмотришь - диваны и свечи. А на тех диванах кто-то мычит, а кто-то сучит ногами. Один вскочил, закутавшись в простыню, схватил свечку и засунул её себе в рот. Торшер, мать его! Так и стоял, не шевелясь, свечка во рту не затухла, а разгорелась с новой силой. Свет из глаз, ушей, ну и так далее, из всех мест, где у человека дырочки есть. Сразу ясно, пора тебе брат, в дурдом. Плохо мне как-то сразу стало. И я так жалобно, глядя в глаза Берлиозу, спросил:
- А ещё, Палыч, хотя бы грамм сто, можно? А то, ну сам понимешь! - Я махнул рукой в сторону торшера в простыне. - Если нет, так лучше сразу в дурдом!
- Это что! Некоторые, на стены кидаются или в окна. Свечи жевать, - Берлиоз пожал плечами - Ну что, пусть жуют. На всех хватит. Не думаю, что им это поможет. - Берлиоз дотянулся до ближайшей свечи, взял её засунул в рот и откусил. Тщательно переживал, сглотнул и спросил. - Ну? Видел?
- Видел. - Грустно подтвердил я. - Ну, хоть пятьдесят, можно без помидора, а то точно тронусь, Палыч.
Палыч внимательно посмотрел на меня. Пощупал толстой ладошкой мой лоб. Нахмурился.
- Покажи язык! - Сказал он.
Я с готовностью высунул язык, так далеко, как только мог. Стараясь в приступе благодарности, пошевелить кончиком.
Берлиоз вздохнул:
- Да! Милый друг! Наверное, точно надо! Ну а я с тобой, дольше возиться не могу, сам видишь сколько вас! И всех поднять надо, в чувство привести. - Берлиоз снова вздохнул. - Работа! Ну, как для тебя. - Берлиоз оглянулся. - Бегемот! Бегемот, сожри тебя пёс! Ты где? Тут человеку плохо, а ты опять под батареей греешься? Бегом сюда, с лекарством и помидором!
В противоположном конце залы, раздался шум, треск, звон. Вдалеке, между диванов показалась чёрная точка, которая приближалась, петляя между диванами с огромной скоростью. Не прошло и нескольких секунд, как точка превратилась в огромного чёрного кота, едущего на трёхколёсном велосипеде с прицепленой сзади тележкой. В тележке на поворотах позвякивали бутылки. С некоторых диванов к тележке тянулись дрожащие руки. Кот лихо объезжал их, хотя управлять ему было не очень удобно. Так как рулил он одной лапой, а в другой держал тарелку с огромным кислым помидором. Лихо, с разворотом, он затормозил около Берлиоза. Тележка качнулась, бутылки грянули марш. Помидор, совершил самоубиственый прыжок из тарелки, целясь в глаз Берлиоза. Берлиоз зажмурился. Кот, как заправский тенисист подпрыгнул и поймал совершивший побег помидор, тарелкой, в сантиметре от лица Берлиоза. Мягко опустился у его ног, и принялся внимательно рассматривать помидор. Переворачивая его с бока на бок. Улыбнулся и удолетворённо заметил:
- Умеют теперь помидоры солить, ни одной вмятинки, а как летел! Как пуля! Не то что раньше, в лапы только взял, а он уже и потёк! Берлиоз, а Берлиоз, если таким помидором тебе по харе звездануть, так я думаю, скорее у тебя башка отлетела, чем он разбился, как думаешь? Смотри, как научились помидоры солить. - Бегемот влюблённо смотрел на помидор. - Оружие прямо, а не овощ!
Берлиоз нахмурился и потёр шею, с ненавистью посмотрел на кота. Поднял ногу, что бы того пнуть, но потом передумал и поставил ногу на место. Кот этого не заметил, так как был занят помидором.
- Бегемот! Кошка драная! - Закричал Берлиоз. - Я тебя сюда зачем звал? Помидорами кидаться? Или нашему гостю помочь? Я тебя спрашиваю, тварь усатая! А? Хочешь, чтобы хозяину пожаловался? Так он тебя, быстро лет на сто в подвал законапатит, мышей ловить! Хозяин как сказал? Ты Берлиоз старший, Бегемот тебе в помошь! А знаешь почему? У меня образование! Я если хочешь знать, литсотрудником в Москве был! Да не простым! А как жил, как жил! Не то что, некоторые. - Берлиоз всхлипнул, вспомнив прошлую жизнь.
- Знаем, знаем. - Ласково замурлыкал Бегемот. - Хорошо жил. Пока Мессир тебе, твою дурную башку не оторвал.
- А!!! - Заорал Берлиоз и затопал толстенькими ножками. - Ах, ты гад хвостатый! Да я тебя! - И попытался пнуть кота, но попал по тележке. Тележка с грохотом опрокинулась на бок. Кот с шипением отскочил в сторону. Берлиоз запрыгал, обхватив руками ушибленую ногу. Бегемот встал на задние лапы, внимательно смотря на прыгающего Берлиоза, подбрасывая в передней лапе огромный помидор.
- Хватит! - Закричал я, понимая, что если не вмешаться, это никогда не закончится. - Я сам одному оторву хвост, а второму разобью очки! А потом умру! Сколько можно, скандалить? Рядом с умирающим телом, совести у вас нет! Эй ты! - Я посмотрел на кота. - Как тебя там? Гиппопотам, разоружайся! Дай сюда помидор! И займись делом!
- Бегемот! - Недовольно фыркнул кот. - Не жираф! Не антилопа какая-то, Бегемот! - Укоризнено покачал головой. - Тут тебе не Африка! - Но помидор отдал и обижено загремел бутылками.
- Так-то! - Заметил Берлиоз, потирая ушибленую ногу. - Интеллигент, всегда, скотину от человека отличит!
- Нет, Бегемот! - Закричал я, заметив как кот, занёс бутылку с армянским коньяком, над лысой головой Берлиоза.
Не то что, было жалко голову Берлиоза, но коньяк, было определённо жалко. Особенно сейчас.
- Берлиоз, вы когда-то сказали, что у вас куча дел? - Спросил я, не отрывая взгляда от коньяка, в лапах Бегемота. Не много успокоившись, видя, как Бегемот поставил бутылку на пол. Пошурудил в опрокинутой тележке, достал два бокала, белоснежную салфетку, и стал их протирать, как ни в чём не бывало, мурлыкая себе что-то под нос.
- Ну, дела, всегда одни дела. - Задумчиво сказал Берлиоз, тоже не отрывая глаз от коньяка. - Может, подождут? - Добавил он, облизывая губы. - Бегемоша, а скажи друг, рюмки, почему две? Ты что не будешь, а Бегемоша?
Берлиоз предаными глазами, смотрел на кота. Кот ответил, не поднимая головы:
- Это ты не будешь!
- Я? - Берлиоз задохнулся от возмушения. - Это почему же? Иль я тебе не друг? А?
- Друг! - Кот фыркнул. - Друг, своего друга, скотиной не обзывает! И вообще, проваливай Берлиоз! А то Мессир узнает, что вместо работы, ты коньяк у бедного кота вымогаешь, при этом, оскорбляя, его честную душу, разберёт тебя на запчасти и в разные сундуки сложит. Тогда точно напъёшься! - Бегемот усмехнулся, оторвал взляд от рюмок и ехидно посмотрел на Берлиоза. - Иди, иди! Ты же старший! У тебя дел, во! - Бегемот провёл лапой рядом с шеей. - А мы коты - люди маленькие! У нас другие задачи! - Бегемот щёлкнул лапой по шее. И кстати так звонко щёлкнул. И уже не обращая никого внимания на Берлиоза, поднял рюмки и внимательно посмотрел сквозь них на свет. Удолетворённо заметил:
- Как слеза! Ни одного микроба на стенках!
Берлиоз топтался рядом, всё не решаясь уйти. Бросая умоляющие взгляды, отчаянно жестикулируя за спиной кота. Мне стало жаль его. Друг, всё-таки. Бегемот, увлечённо, высунув кончик алого языка, разливал по рюмкам золотистую жидкость.
- Уважаемый Бегемот, я не буду! - Сказал я. - Пусть лучше умру! Но без Берлиоза, пить не буду! И забери свой помидор! Раз ты такой бессердечный!
Бегемот удивлённо посмотрел на меня:
- Ты чего это? Хороший помидор, как пуля летает! Коньяк я тоже поровну налил.
- Доставай третий стакан, или я за себя не отвечаю!
Берлиоз за спиной кота, одобрительно закивал головой.
Бегемот прищурился:
- Это чем ты, за себя не отвечаешь?
- Я! Я это! Того… - Я запнулся. И, правда? Чем? Оглядевшись вокруг, брякнул первое, что пришло на ум. - Тележку разобью! Бутылки тоже! А что останется, вон тому, торшеру отдам! Пусть ярче всем нам светит!
Все оглянулись. Мужик в простыне и свечкой во рту, зашевелился под пристальными взглядами. Потянулся за ещё одной свечой, схватил её, и засунул в рот. Вернулся на место и снова замер, разгораясь с новой силой.
- Да-да! Вот ему всё и отдам, коньяк тоже! - Почему-то закричал я. - И помидор!
Бегемот с Берлиозом переглянулись.
- Если так, он все свечки за пол дня сожрёт, гадина! Не напасёшься! - Задумчиво сказал Бегемот. - Как же я тогда, ездить буду, в темноте? И помидор, жалко!
- Жалко! - Вздохнув, подтвердил Берлиоз. - Может лучше, третий стакан достанешь?
Бегемот наклонился над опрокинутой тележкой, долго чем-то звенел внутри. Наконец выпрямился, держа в лапах большую железную кружку. Протянул её Берлиозу:
- От сердца отрываю!
Берлиоз взял кружку, покрутил её в руках. Пожал плечами и спросил у Бегемота:
- А бочки, литров так на двести у тебя не нашлось? На худой конец, банки трёхлитровой? Это как ты прикажешь, из этого чудовища - Берлиоз затряс кружкой перед мордой кота. - Коньяк вкушать?!
Бегемот, искренни удивился:
- Какой коньяк? Кто говорил, что Берлиозу коньяка нальют? Ты что, не сображаешь совсем? - Бегемот отобрал кружку у Берлиоза, и тихонько постучал кружкой по его лысой голове. - Смотри внимательно! Это что? - Спросил он, вертя кружку перед глазами Берлиоза.
- Кружка. - Не совсем уверенно ответил Берлиоз.
- Это не просто кружка, а какая? - Продолжил кот и, для убедительности ещё раз легонько стукнул Берлиоза кружкой по лысине.
- Какая, какая? Железная, наверное? - Берлиоз чувствовал подвох, но ни как не мог его понять.
Кот захохотал, опрокинулся на спину, выронил кружку и замахал всеми четырмя лапами:
- Сейчас умру! Ох, Берлиоз, ты, или тупой или забавный? Хоть и бывший литработник непростой! Ой, умру! Латунная! Латунная, Берлиоз! Ты что, никогда латуных кружек не видел?
- Нет! - Берлиоз настороженно смотрел на Бегемота.
- Так какая она? - Отдышавшись, спросил Бегемот.
- Латунная - Буркнул Берлиоз.
- Скажи, ты когда нибудь видел такого идиота среди литработников? - Бегемот спросил у меня.
Я пожал плечами, Берлиоза стало жаль ещё больше.
- Военная, Берлиоз! Ну что ты за осёл? Солдатская! Героическая! Понял!
- Понял. - Махнул головой Берлиоз.
- А герои что пили из кружек? - Спросил Бегемот.
- Что?
- Чай! - Крикнул кот, и снова упал на пол в приступе веселья.
- Чай?! - Расвирепел Берлиоз, поняв, что Бегемот всё это время над ним издевался. Наклонился, поднял кружку и прицелился ею в голову Бегемота. - Врёшь, гадёныш!
- Ну, вру! - Бегемот перестал смеяться, кому охота такой кружкой, да по кумполу? - Конечно вру! Сейчас, одну секунду! - И полез в тележку. - Скоро, скоро! Ты будешь рад! Литработничек непростой, ты наш! Будешь доволен! - Кричал кот, не вылезая из тележки.
- Ну-ну! - Берлиоз крепко сжимал кружку, внимательно смотря на задницу кота, торчащую из тележки.
- Ура! Нашёл! - Завопил Бегемот, вылезая из-за завалов бутылок, держа в лапах бутыль на котором не было этикетки. - Вот! Это тебе, Берлиоз! Напиток настоящих героев!
- Что это? - Спросил Берлиоз, подозрительно смотря на бутылку.
- Спирт! - Бегемот подпрыгнул с бутылкой в лапах. - Чистый! Ты же герой, Берлиоз!
- Я? - Берлиоз, снял и протёр очки. На секунду задумался. Потом отрицательно покачал головой. - Наверное, нет!
- Будешь! - Бегемот, подошёл к Берлиозу с бутылкой подмышкой, и похлопал его по плечу. - Счас! Одна кружечка этого. - Бегемот потряс бутылкой. - И герой, ты самый героический! Подставляй, кружку военную!
- Не хочу быть героем! Хочу коньяку! - Обиделся Берлиоз и спрятал кружку за спиной.
Бегемот удивленно развёл лапами, бутылка грохнулась на пол и разбилась.
- Ну вот!
- Вот-вот! Доигралась, скотина усатая! - Берлиоз вынул руку с кружкой из-за спины. - Лей коньяк, говорю!
- Надоели! - Закричал я. - Налей ему, Бегемотина! Пусть выпьет и идёт работать! Не будь скотиной! Его торшер заждался! Ты тут придуряешся, а он - я показал рукой в сторону светяшегося мужика, - за это время все свечки пожрёт! Ты меня приехал спасать, или над Берлиозом издеваться? Наливай, говорю! - Я стукнул кулаком по дивану. - Гость я или не гость!
- А я что? А я ничего! Пусть подавится! Давай кружку! - Бегемот налил в кружку коньяка. - А кружка, и вправду героическая! - С обидой заметил он.
Но его уже никто не слушал. Закусили помидором. Берлиоз улыбнулся, а я растянулся на диване. Бегемот вскочил на диван. Пробормотал:
- Подвинься!
И улёгся рядом.
- Может ещё по одной? - Спросил Берлиоз.
Мы с Бегемотом хором:
- Работать!
Берлиоз, пожав плечами, и поплёлся к торшеру. Тот, увидев что, кто идёт в его сторону, схватил ещё одну свечку и стал судорожно запихивать её себе в рот.

3.

- Бегемот, вот ты мне скажи, а то я что-то не пойму. - После коньяка, меня стало мучить куча вопросов, на которые хотелось получить ответы. - Ответь для начала, ты и вправду кот?
Бегемот, потянулся, мурлыкнул, перевернулся на спину, посмотрел мне в глаза, и спросил:
- Тебе что, Миша, коньяка мало? Так можно ещё по одной!
- Коньяк тут при чём? Нет! Ты мне ответь, про кота! Ты он или не он?
Бегемот чихнул и запел:
- Жил да был, чёрный кот за углом…
- Хорош, дурака валять! Отвечай как на духу! - Крикнул я. - А то это мне не очень это всё нравится! С говорящими котами и Берлиозами!
- Мишенька, Мишенька! - Бегемот прекратил петь, и стал ласково заглядывать мне в глаза, мне стало стыдно, за свой крик. Бегемот не обратил на это никакого внимания. - Вот я и говорю, Мишенька, ты когда-нибудь такого кота видел? Нет? Хорошо. А велосипед, видел? Видел? Точно? С колёсами и рулём? Тоже молодец! Значит велосипед настоящий? Ты уверен? - Я утвердительно кивнул головой. - Отличненько! - Кот от удовольствия потёр лапу об лапу. - Значит, как ты утверждаешь, велосипед настоящий, а я, тот, кто этой сложной механикой управляет, нет? И вообще, про говорящих попугаев ты ни слова, а про кота симпатичного, который кроме умных мыслей, ещё ничего не сказал, ты против? Говори, как на духу! Ты что, против кота и велосипеда настоящего, с тележкой?
Мне стало очень стыдно:
- Нет, не против. - Промямлил я. - А попугаев я вообще ненавижу.
- Непротив, и ладно, а я, если честно, попугаев люблю, особенно жаренных! - Бегемот весело зафыркал. - Ну что, ещё по одной, из ненастоящей тележки, ненастоящий коньяк?
- Да ладно тебе! - Я махнул рукой. - Проехали!
Бегемот слез с дивана, и загремел буылками, а я задумался. Очнулся тогда, когда Бегемот стал в меня тыкать рюмкой с коньяком.
Я посмотрел на кота, поняв обсурдность ситуации, замотал головой:
- Не буду! Пока не пойму где я, не буду ни капли!
- Миша, ты что заболел? Может тебе спирта плеснуть? Правда из-за Берлиоза, гада, бутылку разбил, но у меня в заначке ещё есть! А, Миша? - Бегемот жалобно смотрел на меня.
- Сказал, не буду! Значит, не буду! - Посмотрев вокруг, сказал. - Бегемотик, миленький, выведи меня от сюда, меня дома ждут, выведешь? - Я посмотрел на кота, собачьими глазами. - С вами, конечно весело, но мне кажется, что я схожу с ума! Ещё этот! - Я показал на торшера, который светился, не смотря на то, что перед ним стоял Берлиоз, что-то ему объяснял, при этом махая руками. - Ты видишь, Бегомот? Я так больше не могу! - Я заплакал.
- Я тоже! - Бегемот обнял меня за шею. - Не могу, Мишенька, веришь? - У него из глаз потекли слёзы. Он начал трясти меня за шею. - Веришь? Нет, ты скажи, веришь?
Я подумал, что у меня сейчас оторвётся голова.
- Верю!
- Я ведь тоже, - продолжал, всхлипывая Бегмот. - разве это жизнь, Миша? Это ещё хорошо, что велосипед в прошлом году дали, а так бутылки в сумке, пешком носил. А ещё этот Берлиоз, гад! Не успеешь оглянуться, бутылку стащит! Ой, не могу Мишенька! Судьбинушка моя, проклятая! Все коты, как коты - мышей ловят, а я при велосипеде - наливай да пей, только педали крути! Мишенька! Хочу мышь поймать! Горе-то какое! Не судьба мне, горемыке! Где мышь, Мишенька? Я же кот, всё же! Знаешь что, давай сделаем?
- Что Бегемот? - Я посмотрел на кота с надеждой.
- Подкрадёмся к Берлиозу, и ты ему в ухо, как врежешь! Чтоб гад, не воровал бутылки у бедного кота. - Бегемот ткнул лапой меня в плечо.
- Что, что? - Я сначала не понял, после дошло. - Это ты что гад, на до мной издеваться вздумал? - Я схватил Бегемота за хвост. - Говоришь, Берлиозу в ухо? Ну-ну! А ты тварь усатая, когда нибудь бегемота с хвостом большим и лохматым видел? Я тоже не видел! Сейчас я исправлю эту историческую несправедливость, чтоб не плакал папаша Дарвин!
- Не знаю, никакого папу Дарвина! Оставь хвост говорю! Пошутил я!- Заорал кот.
- Я тоже, пошучу! - Сказал я, крепко держа Бегемота за хвост.
- Помогите граждане, кто может! Честного кота, гордости лишают! - Кричал Бегемот.

4.

- Михаил, отпустите, пожалуйста, Бегемота! Он конечно плут, но за столько лет я привык к нему и мне кажется, что с хвостом ему всё же лучше, чем без него. Непривычно будет как-то без хвоста. - Сказал стоящий рядом с диваном, высокий мужчина в смокинге, приятной наружности, в шляпе, и с тростью.
- Нет! Дулю тебе! - Свободной от хвоста Бегемота рукой, я сотворил известную фигуру. - Накось! Выкуси! - Кричал я, всё сильнее, сжимая хвост Бегемота. - И вообще, ты кто такой? Ты кто такой, с тросточкой?
- Скажите ему Мессир! Скажите, гаду этому! А то хвоста лишают, кота честного! - Заорал, пуще прежнего, Бегемот. - А без хвоста как? Утоплюсь! Потом жалеть будете!
- Отпустите, Миша. - Мягко повторил мужчина и легонько дотронулся до моего плеча тростью. Мои пальцы, непроизвольно разжались, кот вырвался, всхлипывая, соскочил с дивана, уселся у ног мужчины, которого он назвал Мессиром и стал ощупывать свой хвост.
- Ну что, давайте знакомиться Миша. Я Воланд. Мои помощники называют меня Мессир. Как вам будет угодно. - Воланд чуть-чуть склонил голову и внимательно посмотрел на меня.
Под его взлядом, у меня на голове зашевелились волосы, а по спине, побежали полчища мурашей. Мне захотелось вскочить, упасть и раздрыдаться от вселенской тоски, кататься по полу, смеясь от нахлынущей ни с того, ни с сего, безумной радости. Эти противоположные чувства сменялись в моей душе с невообразимой скоростью, иногда они сталкивались и накладывались друг на друга. В эти мгновенья мне казалось, что я сейчас умру.
Я попытался вскочить но, запутавшись от волнения в собственых ногах, грохнулся на пол, у ног Воланда. Бегемот, шипя, отскочил в сторону.
- Прошу обратить ваше внимание Мессир, он опять на меня нападает! Он же террорист, Мессир! Он не любит животных! Как дальше жить и трудиться! - Бегемот обхватил голову лапами. - Мессир, превратите его в мышь! Я так давно не ел мышей, Мессир? - Бегемот лязгнул зубами и облизнулся. - А то всё икра, помидоры и коньяк! Никакой кошачьей еды, так не долго и язву заработать!
- Прекрати болтать, Бегемот! Ещё пару минут не прошло как я здесь, а голова от твоей болтовни, уже раскалывается! Я, наверное, тебя, во что нибудь немое превращу! - Воланд на секунду задумался. - Например, в рыбку! Золотую! - Воланд расмеялся. - Посажу в аквариум и подарю Берлиозу!
- Только не это! - В ужасе закричал Бегемот. - Ненавижу воду! И Берлиоза тоже! Он же меня зажарит, Мессир, только вы отвернётесь! Вы же знаете, какой у него аппетит, как у всех литработников! Сожрёт славного Бегемота и не подавится! - Из глаз Бегемота посыпались слёзы. - Лучше во что-то несьедобное, Мессир! В гранату, например.
- Почему в гранату, Бегемот? - Удивился Воланд.
- А пусть попробует откусить! Я ему свою жизнь задорого отдам! Дурную голову его, так на кусочки разнесу, что уже никто не соберёт!
- Поднимайтесь Миша, поднимайтесь, в первый раз со всеми так бывает, ничего страшного. Извините, что я отвлёкся, но когда он рядом, - Воланд кивнул в сторону кота, - такое случается очень часто. Я его пугаю, но моё терпение, когда нибудь закончится. - Воланд строго посмотрел на Бегемота. Бегемот съёжился:
- Молчу, Мессир, молчу.
- А ты не молчи, а лучше расскажи, как Миша сюда попал?
- Да расскажи! - Вставил я. - Как попал? Я в ресторане сидел, с друзьями вообще-то!
- Подождите Михаил. - Воланд продолжил. - Я куда просил гостя проводить?
- Да, куда? - Спросил Бегемот, не известно у кого.
- Ты мне здесь дурака не валяй! Это я тебя спрашиваю, куда?
- Куда, куда. - Бегемот отвёл взгляд. - Ваш кабинет, Мессир.
- А вы?
- Это не мы! Это Берлиоз, сволочь! - Встав на задние лапы, закричал кот. - Мамой клянусь, Берлиоз! - Пуще прежнего, заорал Бегемот, бья себя в грудь лапами. - Нажрался с этим, - Бегемот указал на меня, - до потери пульса, и всё перепутал! Говорил я вам Мессир, не надо прощать Берлиоза, одни неприятности от него!
- А вы, - не обращая внимания на кота, продолжил Воланд, - Мишу в чистилище упекли! А если бы он с ума сошёл? Сюда ещё ни один живой никогда не попадал!
- Да! - Приободрившись, вставил я, - А если бы я, двинулся?
- Ой-ой-ой! Какие мы нежные! - Замахал лапами Бегемот. - Не двинулся же! Мы его в самый дальний уголок положили, а как только глаза открыл, коньячку поднесли. Да он и не видел ничего, ну кроме того придурка, что свечки лопает.
- Хватит со мной спорить, Бегемот! - Вскипел Воланд, но тут же успокоился, и мягким голосом продолжил. - Сидеть Бегемот, тебе здесь, безвылазно, вместе с Берлиозом двадцать лет! Нарушишь мой приказ, в пыль обращу! А теперь вон, с глаз моих!
Бегемот, сотрясаясь от рыданий, поднял велосипед, собрал раскиданые бутылки в тележку, медлено покатился в сторону Берлиоза, всё время жалобно оглядываясь, на что Воланд не обращал никакого внимания.
Мне вдруг стало очень жалко Бегемота. Ведь это Берлиоз перепутал, а страдают вместе.
- Мессир, может это очень жестоко? Двадцать лет! Коты столько не живут! Да и со мной, ничего не случилось!
Воланд ухмыльнулся.
- Говоришь много? Да что такое, двадцать лет, по сравнению с вечностью - миг! Пшик! Даже меньше! А некоторые коты, тут ты не прав, ещё как живут! Не обращай на такие мелочи внимание. У нас с тобой, - Воланд обнял меня за плечи, - ещё очень много дел! А за Бегемота не беспокойся, пустое! - Воланд хитро так, подмигнул. - Пошли Миша, нам пора! Ты знаешь, если по секрету, я и сам не люблю здесь бывать. Поторопимся…

5.

Комната была старая, пыльная, неухоженная. Дверь болталась на одной петле, на стене висел допотопный телефоный аппарат, я такие только в кино про Ленина видел. В комнате пахло гарью.
- Да, да Мишенька, - сказал Воланд, поймав мой удивлённый взгляд, - что поделаешь? Разве за всем уследишь? При моей-то работе. Нагрузка страшная, двадцатый век на дворе как-никак. Ни выходных, ни проходных, ни днём, ни ночью покоя нет! Да ты располагайся, Миша! Не стесняйся, будь как дома, нас здесь никто не потревожит.
Я подошёл к окну, захотел оттодвинуть штору и распахнуть окно. Остановил меня голос Воланда.
- А вот этого делать не надо, и в окно смотреть тоже, рано тебе пока.
Я пожал плечами, и острожно присел на трёхногий табурет.
Воланд, уже в спортивном костюме, фирмы "Адидас" чёрного цвета, улёгся на софу и закурил. Молча, внимательно и долго смотрел на меня, мне стало как-то не по себе, неудобно, что ли, вроде как экспонат музейный. От такого неудобства я заёрзал на табурете, рискуя свалиться. Воланд молча докурил, затушил окурок и спросил:
- Нравится?
- Что нравится? - переспросил я.
- Здесь нравится?
Я ещё раз огляделся по сторонам.
- Ничего вообще-то, только воняет чем-то. Гарью что ли?
- Коровьев! - Позвал Воланд.
Скрипнула раненая дверь, в комнату, заглянуло вытянутое лицо в клечатой, замусоленой кепке, перемазаное сажой.
- Да Мессир! Я тут, на кухне порядки навожу, даже не заметил что вы прибыли.
- Ты мне Коровьев, скажи, почему у нас гарью воняет?
Коровьев замялся:
- Так это, Бегемот на днях примус починял. Тут милиция налетела. И давай за ним по всей кухне гоняться. - Коровьев пожал плечами. - Чего прицепились, не пойму? Что, нельзя коту примус починять? Бегемот расстроился, керосина на пол чуть-чуть пролил, кто-то окурок бросил, и всё!
- Что всё?
- Загорелось маленько. - Коровин сделал виноватое лицо. - Но Бегемот, не виноват! Это они, не дали ему примус починить. Сволочи!
- Вот так всегда, Миша! На минуту одних оставить нельзя! Ещё и покрывают друг друга! Дружки! - Воланд вздохнул. - Коровин! Чтоб через секунду порядок был! Перед гостем стыдно!
Коровин посмотрел на меня, улыбнулся, приподняв кепку в знак приветствия.
- Слушаюсь Мессир!
Хлопнул два раза в ладоши и скрылся в дверном проёме. Где-то вдалеке, раздался звон посуды. Запах гари удивительным образом сменился ароматом, соснового бора. Лёгкий свежий ветерок, ласково трепал волосы. Если закрыть глаза, иллюзия была полной, что я в сосновом лесу.
- А теперь? - Спросил Воланд.
- Теперь хорошо! Сигарету можно? - Спрпоси я.
- Конечно Миша! - Воланд протянул мне пачку Мальборо.
- Спасибо!
Воланд зажёг зажигалку, я наклонился, что бы подкурить. За спиной раздался страшный грохот. Многострадальня дверь, не выдержав позора, слетела с плетли и упала на входящего в это время в комнату Коровьева. От неожиданасти я грохнулся с табуретки, не успев прикурить. Обернувшись, увидел Коровьева придавленого дверью. Он улыбался, держа на вытянутых руках серебряный поднос, с бутылкой коньяка, двумя рюмками, тарелочкой икры, и блюдцем с порезаным на тоненькие ломтики лимоном.
- И ничегошеньки не разбил! - Радостно, сказал Коровьев. - Убери с меня эту заразу! - Попросил он, глядя на меня.
Я встал, потёр ушибленую ногу, подошёл к Коровину, поднял дверь, прислонил её к обшарпаной стене, протянул Коровину руку:
- Вставайте!
- Завсегда благодарен! - Ответил Коровин, поднимаясь с пола. - А я тут вам, небольшой фуршет сообразил! Общайтесь! - Коровин поставил поднос на журнальный столик. - Если что надо будет, я тут, на кухне! - Поклонился Воланду, мне кивнул подружески и пятясь вышел. На кухне, снова раздался грохот.
- Ты видел, Михаил! И как можно работать в такой обстановке? Скажи! И так из века в век! - Воланд достал из пачки сигарету, закурил.
Он молча курил, глядя на заштореное окно, разбрасывая пепел куда попало. Я уже подумал, что нам не избежать ещё одного маленького пожара. Отвлёквшись от созерцания окна, и докурив сигарету, Воланд сказал:
- Дело к тебе Миша есть! Серьёзное дело, я бы даже так сказал.
- Слушаю! - Я был весь во внимание.
- Ты пока не слушай, а налей по грамульке.
Было видно, что Воланд волнуется. Я привстал, разлил по рюмкам коньяк, протянул рюмку Воланду. Воланд взял рюмку, задумчиво посмотрел сквозь неё на свет и поставил на столик.
- Нет, Миша! После! Сначала о деле! Как же тебе всё объяснить? - Воланд наморщил лоб. - Впрочем, взгляни в окно. Да, да! Отодвинь штору и взгляни в окно!
- Вы же сами, говорили что рано, что пока нельзя? - Удивлённо спросил я.
- Ну, говорил, так что? А ты что, всегда, как сказал, то так и будет? - Спросил Воланд.
- Не совсем. - Ответил я, и почему-то покраснел.
- То-то! Открывай, говорю! - Сказал Воланд, устало, откинувшись на подушки.
Я подошёл к окну, отодвинул штору, распахнул окно и посмотрел вниз.

6.

Внизу …. Внизу кричали. Натяжно, злобно и тоскливо.
- …креста на вас нет! Да за что это, господи! Господа солдаты! Ведь здесь же дети, так нельзя, господа! - Кричал, седой господин, в бобровой шубе и с разбитым в кровь лицом. - О кресте вспомнил, буржуй недобитый! А ещё господами обзывает! Шубу то снимай, гад! Ни к чему она тебе, теперя! - Маленький такой, почти гном, солдатик, вцепился в рукав шубы. Моя будет! Думал он. Мамке в деревню отправлю, как боевой трофей. Винтовка с деревяным прикладом, ёрзала по мостовой. Туда-сюда. Хозяин шубы поднимал руку, и боец схватившись за рукав, беспомощно болтал ногами над землёй. Пугался боец сильно, и всё старался одной рукой, дотянуться до винтовки, и выстрелить. Но шубу отпускать не хотел.
Раздался выстрел, владелец шубы, как-то неестественно дёрнулся, изогнулся дугой… и замолчал. Маленький солдат сполз с рукава, оставляя под ногтями, и на лице, волосы бобров. Брякнулся приклад его винтовки об мостовую.
- Сейчас упадёт, посмотрю, много ли дырок в шубе, товарищи по партии наделали. - Прошептал он, подтаскивая к себе винтовку.
А шуба и не думала падать, встряхнув с себя маленького солдата, раставила руки закрывая двух девочек, пяти и восьми лет.
- Вот бля! Не убили! - Сказал кто-то удивлённо и клацнул затвором. - Кто бля, мимо стрелял? - Заорал тот же голос. - Целься! Пли! Во врагов революции!
Прогремело несколько выстрелов. Маленький солдат, тоже поднял винтовку, стараясь поймать в прицел окровавленную голову, седого господина. Не портить же шубу, в самом деле. Но голова не хотела ложиться в прицел, болталась из стороны в сторону. Ну и чёрт с ней, с шубой, подумал солдатик, зажмурился и нажал на курок. Первый раз убивать всегда трудно, потом легче, а после легче, привыкаешь - что пальнуть, что водицы испить, так старшие товарищи говорят.
Солдатик после выстрела долго не решался открыть глаза. А вдруг промахнулся, засмеют! Пронеслось у него в голове. Тут кто-то сгрёб его в охапку. Стал его тискать и целовать, колючим ртом с неприятным запахом. Возле уха прогудел голос командира
- Ну, ты блин, даёшь! Ай да Васька! Вот сукин сын! Буржую прямо в глаз, зафигачил! Шнайпер ты наш! Качать его ребята! Пусть кто ещё вякнет, что у Васьки кишка тонка! Убью как врага революции!
Васька открыл глаза, только тогда, когда его щуплое тело в огромных и дырявых сапогах, взлетало над головами товарищей. Васька старался повернуть голову и посмотреть, как он, боец революции, зафигачил буржуя. Но видел только открытые красные рты товарищей, или когда взлетал в высь, голубое небо с белыми пушистыми облаками. В нём перемешались, радость и гордость, чувство маленькой вины, как будто сделал то, что можно только взрослым, а ему ни-ни! Например, закурил или выпил стакан вина со старшими друзьями. Но чувство вины, очень быстро куда-то делось. Осталось, только гордость за себя и радость, ну может ещё ощущение полёта. Всё, что происходило в душе Васьки, пока его качали, напоминает ощушение, подростка, который в первый раз обладает женщиной, становясь мужчиной, как первый в жизни оргазм. Но Ваське, такое чувство было не знакомо, было ему от роду, четырнадцать годков не полных. А баб он боялся, больше всего на земле, даже больше командира.
- Отпустите черти! Хорош баловать! - Крикнул Васька, взрослым голосом.
Бойцы расступились, осторожно поставив Ваську на мостовую. Васька закинул винтовку за спину, ленивым шагом пошёл к стене, около которой лежал его первый в жизни убитый человек. Подошёл, посмотрел на окроваленую, уже одноглазую голову, сплюнул и хотел уйти, как увидел, что полы шубы шевелятся. В бога Васька не верил, в чёрта тоже, по этому не испугался и приподнял край шубы. Из под шубы на него смотрели не видящие глаза. Тихо подвывая, на него бросилась растрёпанная девочка в порваном платице. От неожиданности Васька попятился, наступил на свою же шинель и упал на спину. Девочка как кошка вскочила на Васькину грудь, вцепилась ему в лицо, стараясь вырвать его глаза. Прижала свою голову к Васькиному лицу, и зубами схватила его за нос. Бойцы от неожиданости окаменели. Девочка через пару секунд, подняла голову, улыбнулась окровавленым ртом и выплюнула на тротуар Васькин нос. Нагнулась снова, стараясь зубами, добраться до Васькиной шеи. Первым опомнился командир, он подскочил к переплетёным телам, и с размаху всадил штык в девичью спину. Девочка дёрнулась, но Ваську не отпустила. Командир вынул штык из тела и уже прицельно ударил им под левую лопатку ребёнка. По телу девочки пробежала еле заметная дрожь, оно ослабло и застыло на Васкиной груди. Было тихо, только Васька еле слышно, по детски плакал, закрыв окровавленное лицо руками. Комадир оттащил тело девочки от Васьки. Поднял Ваську на руки. Оглядел безумным взглядом бойцов, и крикнул:
- Что вылупились? Фельдшера! - И побежал с Васькой на руках по улице. Бойцы, крича и размахивая руками, побежали следом за командиром.
Из под шубы выбралась совсем маленькая девочка, очень похожая на старшую. Наклонилась над телом отца, и стала дёргать его за волосы. Скоро ей это надоело. Она оглянулась, увидела тело старшей сестры, подошла к ней, села на мостовую, положила её голову себе на колени, стала гладить волосы сестры, тихонько зовя её по имени.
Пошёл дождь.
Девочка не обращала на это никакого внимания. Она продолжала сидеть по среди улицы что-то тихонько, шепотом рассказывая старшей сестре, слов слышно не было…
Дождь становился всё сильнее, постепенно переходя в ливень. За окном всё становилось каким-то размытым и мутным. Дождь пошёл сплошной стеной, кроме потоков воды на стекле, в окне больше ничего не было видно.

7.

- Миша! Михаил! Да очнись ты, ради бога! И отпусти подоконик, старый он, сломаешь!
Я, очнувшись, посмотрел на свои руки. Побелевшие пальцы сжимали доску подоконика, собираясь её раскрошить. Я с трудом убрал руки, непроизвольно задвинул штору, подошёл к журнальному столику, не спрашивая Воланда, схватил бутылку с коньяком и опрокинул её, себе в рот. Пил жадно, как холодную кока-колу пьют бедуины в пустыне. Коньяк в бутылке закончился, но боль не прошла, швырнул бутылку в стену. Не закусывая, наклонился к лежащему Воланду и спросил:
- Что это было?
- Вот и я думаю, что это было? Только мне Миша хуже, мне спросить не у кого.- Ответил Воланд. - Сядь Миша, успокойся, Коровин ещё коньяка пренесёт. Коровин!
Грохот на кухне прекратился, в дверях показалось, уже чистое, лицо Коровина.
- Да, Миссир!
- Ты нам друг любезный, ещё бутылочку организуй. - Попросил Воланд.
Коровин посмотрел на стену, в которую я швырнул бутылку, потом на осколки, с сомнением спросил:
- Может пивка лучше? Свежего, с рыбкой? А то, - Коровин кивнул головой в сторону разбитой бутылки, - гость ваш, Мессир, от коньяка, вроде как буйным становится. Бутылками швыряется, обои пачкает. Боюсь, чтоб снова милиция не наехала.
- С каких, таких пор, ты милицию бояться стал, Коровин? - Удивленно спросил Воланд.
- Да я и не боюсь, вовсе. - Коровин пожал плечами. - Шуму от них много, топчут в грязных сапогах, палят, куда не попадя, в прошлый раз, вона! Всю люстру растреляли. А мне потом, убирай, люстру доставай, дырки заделывай! Одни заботы!
- Ладно, ладно, ты на Мишу волком не смотри! Это он от волнения сильного. Хватит жалиться, а то сейчас расплачусь! Над твоей несчастной долей! Тащи бутылку, живо!
Через секунду бутылка стояла на столике.
Налили, чокнулись, выпили, закусили, ничего интересного, снова выпили, помолчали.
Первым, Воланд начал:
- Миша, ну ты понял? Хотя, может, рановато было? Да не тряси ты руками перед моим лицом! Закури лучше! - Воланд протянул пачку сигарет. - Ты что, никогда смерти не видел? - Удивился он.
- Нет! - Я замотал головой. - Не видел! Много чего видел. Пугачёву видел, мужа её малохольного, тоже видел, как тебя! Президента тоже видел, ну чуть дальше, к нему не пускают! Да мало ли, что я видел! Но такого, точно не видел! Чтоб так, ребёнка! - У меня снова затряслись руки. - Сволочи! Гады! Они что там, бандиты?
- Нет. - Спокойно так, ответил Воланд. - Нет. - Повторил он. - Они власть, которая защищает трудовой народ.
- От кого?! - Изумился я. - От детей, у которых убивают родителей? Тогда, ихний отец, бандит, или олигарх какой-то, грабивший народ?
- Да какой там бандит! - Воланд махнул рукой, - врач он! Професор! Людей лечил.
- Тогда я вообще ничего не понимаю!
- Я тоже! - Воланд вздохнул. - Не понимаю! Ни черта!
- А-ха-ха! А-ха-ха! - Я вскочил, сбил кепку с Коровина, пнул его под зад, так, что он вылетел из комнаты, как ядро, выпущеное из пушки. С интересом посмотрел, врежется или нет, в стенку. Такой этот коридор, извилистый. Не врезался! Пролетел, как фанера… И стало скучно.
- Ты, это чего? - Удивился Воланд.
- А чтоб знал! - Крикнул я, и пнул кепку Коровина. Кепка, покружившись под потолком, вылетела в форточку. Ай-я-яй! - Я схватился за голову. - Кепка! Коровина! О горе! Коровин, - позвал я, - выкинь меня окно, может поймаю, а?
- Дурак, ты Миша! - Сказал Воланд - Набитый!
- Чем, набитый? - Поинтересовлся я.
- Тем и набитый! - Ответил Воланд.
- Сволочь он! - Сказал Коровин, заглядывая в комнату, и потирая зад. - Говорил я вам Мессир, про коньяк, что не в коня корм! Сволочь! По заду, то ладно, бывает! А кепка где, сволочь!
- Там! - Я посмотрел в сторону окна. - Ну, где-то там! Сейчас посмотрю, может, солдаты подобрали?

Я посмотрел в окно, дождь закончился. На улице ни кого не было, ни трупов, ни девочки, ни кепки Коровина. Только лужи на мостовой, весело поблёскивали в лучах выглянувшего из-за тучи, солнышка. Вдалеке грянул марш, после показалась толпа людей, несущих гроб, накрытый красным флагом, гроб несли люди в противогазах. Я ещё подумал, может это новый ритуал какой-то? Без попа, но в противогазах, занятно! За гробом шагал оркестр и рота солдат, родствеников видно не было. Процессия подошла прямо под окно и остановилась. Из сопровождающих тело, вышел и встал перед гробом, поморщился, отошёл чуть дальше, теребя фуражку в руках, красный командир с волевым лицом. Командир откашлялся, оркестр смолк. Наступила тишина.
- Товарищи. - Тихо сказал командир. - Вот мы и на месте, где вражеская пуля по подлому, из-за угла, вырвала из наших рядов, дорогого товарища Василия! - Командир смахнул слезу. - Боевого товарища! Ленинца! Героя! - На этом месте, командир вдруг закричал истерическим голосом. - Но мы не простим!
- Не простим, не простим. - Загудела толпа. Нервная дама в кожаной куртке и папиросой, разрыдалась. - Ещё совсем мальчик был, а как стрелял!
- Никому и никогда! - Продолжал кричать командир. - Не простим, даже капли Васечкиной крови! Он так мало жил, но так много сделал!
- Сделал, сделал. - Откликнулась толпа.
- Но нас не запугают никакие чёрные силы! За дело Ленина, и погибщего Васички, мы как один умрём!
- Умрём! Как один! - Снова загудела толпа, но судя по лицам стоящих, никто в эту минуту умирать не собирался.
Командир шмыгнул носом, утёрся фуражкой и как заорёт:
- И ни чёрт, ни сам дьявол, нас не запугают…
- Вы это слышали, Мессир? - Раздался у меня над ухом голос Коровина. Который, оказывается, тоже смотрел в окно, стоя у меня за спиной. Я вздрогнул и обернулся.
- Этих напугаешь, - Грустно сказал Воланд, подкуривая сигарету, - они сами, кого хочешь, пуганут!
Когда, я снова выглянул в окно, процессия уже удалялась. Оркестр фальшиво играл "Интернционал", а солдаты, в разнобой ему подпевали. Улица опустела.
- Мессир, так это тот Васечка? - Спросил я.
Воланд утвердительно качнул головой.
- Так его не враги убили, ему же девочка нос откусила! - Удивился я.
- Да он и не погиб, как герой революции, он повеситься хотел. - Вмешался Коровин.
- Я если бы такое сделал, наверное, тоже захотел. - Сказал я, вспомнив об убитой девочке и её отце.
- Да нет! - Продолжил Коровин. - Совесть его не мучала, над ним все солдаты смеялись, шутили поразному. Шутка ли, солдат без носа, обещали к доктору отправить, что бы он ему между ног чуть-чуть укоротил и в место носа пришил. Ну, он и отправился в сортир вешаться. - Коровин зевнул. - Не получилось.
- Тогда что? Его там бойцы поймали, и за малодушие, к стенке?
- Ты что, Миша? Совсем плохой? - Удивился Коровин. - Верёвка не выдержала, свалился в дерьмо, там и захлебнулся. Ты что, не заметил, как все гроба сторонились? От него же несёт на киллометр! Экий ты, Миша, невнимательный!
- А! - Я хлопнул себя по лбу. - А я ещё подумал, почему гроб в противогазах несут? Думал, что теперь так героев в последний путь провожают!
Оказалось, плохо думал! Подумал, умру от смеха! И чуть не умер. Катался по полу, держась за живот. Сталкиваясь или животами, или жопами с Коровьевым. Как столкнёмся, Коровьев подавив в себе смех, с серьёзным таким видом, смотря в глаза:
- За дело Ленина, и вонючего Васечки, все как один!
- Ага! - Кричал я в восторге, - Захлебнёмся дерьмом!
- Верёвочка, тоненькая была! - Веселился Коровин. - Бултых! Засранец! Герой революции, и весь дерьме!
- Коровин, твои штучки? - Строго спросил Воланд. - Уж больно ты развеселился. Твои?
- Ну, это… - Коровин замялся, - У них даже верёвок нормальных нет! И сортиры гнилые! А, я! Я тут! - Пожал плечами, - Мессир, и стоит на такую мелочь Ваше вниманине уделять. Вот как Мишка, мою кепку вышвырнул в окно, так Вы просто смеялись! - С обидой заметил Коровин. - А тут верёвочка гнилая, да в сортире, коммунистическом? Чего беспокойства? - Коровин пожал плечами. - Памятник ему поставят, как … - Коровин снова с содрогнулся от смеха, - Как, ну как, пионеру - засранцу! Чтоб, падла, в людей не стрелял!!!
- Значит твоя. - Констатировал факт Воланд. - А я что тебе говорил? Нельзя говорил, Коровин, людей даже таких, как этот, на тот свет отправлять, говорил?
- Так что? Я его дразнил, что ли? - Коровин сделал круглые глаза. - Сам он!
- Конечно, сам, Коровин! Только ты, Васечке верёвку подменил, так было? Отвечай! Так?
- Да ладно, Вам злиться, Мессир! - Коровин махнул рукой. - Если бы не я, Васечка висел бы просто в сортире, а так всем удовольствие доставил. Можно сказать, повеселил напоследок, хоть какая - никакая, а польза!
- Ты мне, Коровин, свою самодеятельность брось! Начнёшь с верёвочки, закончишь бомбами?
- Мессир! - Коровин поник.
- Что Мессир, что? - Воланд, вскипел. - Как что, так Мессир? Да? А как что скажешь, так ладно, можно и посвоему! Так, Коровин? Так! - Воланд крутил глазами в разные стороны и был ужасен.
Я молчал, стараясь быть незаметным. Смотрел на стену, на дверь, на потолок, чёрт возьми! Видел каждую его трещинку, каждую щёлку видел! И тараканов видел, из тех, кто там прятался. Но… Только не на Воланда!
- Ты что Коровин? Я тебя… - Воланд задумался, - на кухню иди! И чтоб я тебя!
Коровин ушёл задом.
- Сволочь он! - Сказал Воланд, когда Коровин ушёл, наверное, обращаясь ко мне.
Я сделал умное лицо, кивнул, наверное! Посмотрел на удаляещего задом Коровина, укоризненым взглядом. Развёл руками. Кто спорить будет? Тем более без кепки! Клечатой!
Вот и всё!