1943 год. Ганс Гофман, приговорён военно-полевым судом Третьего рейха восточного фронта, к смертной казне, за убийство офицера СС. Приговор не был приведён в исполнение, а был изменён. Всвязи с заслугами на фронте, Ганс Гофман, был направлен для прохождения службы в штрафной батальон, на Восточный фронт.

Ганс Гофман:

- Уроды! Какие сволочи! Я немец! Я солдат! Я не маньяк! Я не убийца - извращенец! Я немецкий солдат! Я не воюю с женщинами и стариками, я не стреляю в детей! Я не признаю себя виновным. Я пристрелил бешеную собаку! Боже мой! Германия сошла с ума! Немцы! Где, я спрашиваю, где? Где ваш дух? Дух предков, рыцарей, воинов? Что? Арийский, есть? Немцы! Ваш арийский дух, воняет! Воняет! Страхом, ненавистью и трупами. Я не врач, но точно знаю, что психические болезни не передаются! Странно? Германия сошла с ума, вся! Ну, или почти вся. Я долго думал, и понял. Они передаются! По наследству! От отца к сыну, от матери к дочке, ну и так далее. И всё сразу стало на свои места. Если народ сошёл с ума, значит, его, то есть народ, отымели. Один человек! Один бесноватый с чёлкой! Самый массовый случай изнасилования, за всю историю человечества! Каков, бешеный жеребец, а?

1943 год. Курская дуга. Выездное заседания военного трибунала. Из приговора:

- За проявленное малодушие и трусость, попавшего в окружение в 1941 году, гвардии капитана Воронина Михаила Юрьевича, разжаловать, лишить всех боевых наград и направить для прохождения службы в отдельный штрафной батальон.

Председатель трибунала от себя, после оглашения приговора:

- Я бы! Я … мать, таких!

Волнуется.

- Я бы, так это, вот, растреливал! Без суда! Да! Спасибо, гад скажи, что людей на фронте мало!

Воронин, подсудимый:

- Ты в сорок первом, немца видел? Ты в окружении траву, ёлки да ёжиков, по три месяца, жрал? Личный состав, красноармейцев голодом замореных, Родиной брошеных, ранами замученых, остановил? Тебя спрашиваю? Остановил, когда они решили сьесть своего товарища от ран умершего, а? Ты? Я остановил! Я живыми, людей вывел! Людей! Это мы, вдесятером, голыми руками на одного немца! Мы, вдесятером, на один сраный автомат, а без него никуда. Один автомат, девять трупов. Девять! Один! Благо страна большая! А ты лейтенант, где был? Когда на роту фрицев, дивизия легла. У них пулемёты и танки, а у нас на винтовку по десять патрон и винтовка у каждого третьего. Камнями? Оружием пролетариата? Ты где был, лейтенат, в сорок первом? Молчишь?

Председатель трибунала. Уже почти не волнуясь.

- Это к делу не относится. А на счёт пролетариата поосторжней, капитан. Бывший!

Воронин:

- Да пошёл ты!

Ганс Гофман, Курская дуга, 1943 год:

- Говно! Всё говно! Говно позиция, говно часть! Завтра в атаку, артиллерии не дали, зато жрать дали. Шнапсу налили. Завтра в атаку. Завтра смерть! Честно? Говняная смерть! Шнапсу! Будь что будет! Я солдат!

Воронин, Курская дуга, 1943 год:

- Не дрефь пацан! Лет сколько? Да не трясись, ты! Голова лысая, голова казённая. Смотри, рассвет какой! Тихий! Не боись, голова бедовая. Лет то сколько? Не услышал?

- Восемнадцать, дядя.

- Чудак человек! Какой я тебе дядя? Мне самому двадцать пять. Эх, мать, перемать! Спирта плеснуть?
- Откуда, дядя?

- Оттуда, сына. Я в этом полку, в разведке два года. Двадцать семь языков. Два ордена. Ранение. И чтоб я без спирта?

- А почему вас, к нам?

- За трусость!

- ……………?

- Спирта плеснуть?

- Плясни, дядя!

- Плясни, плясни! Ты что не русский? Деревня! Тихо! Слышь, завыло.

- Где завыло, дядя?

- Где, где - у козла на бороде! Ты что, дурак? Немец пушки зарядил. Счас начнётся! Ох, будет! Половина роты без голов, останется! Пацан! А, пацан! Я тебе спирта пляснул, а ты?

- Что я?

- Пей скорей! А то счас, как шандорахнет! Вдруг попадут, ты без головы, и спирт пролил - жалко. Пей! Что добру пропадать! Когда спирт, оно легче, сразу и не заметишь.

- Чего?

- Когда голову оторвёт, лысыю!

Воронин засмеялся.

- Дядь, а дядь! Шутишь, да. А в бой когда?

- А ты не трясись! И не кликай лихо, пока оно тихо! Понял! Пей скорей! Лихо, оно не задержится! Скоро будет!

- Ой, боюсь дяденька! Жалко то как!

Пацан, пил не умело, спирт - не вода! Закашлялся. Слёзы из глаз - сопли из носу.

- Жалко, дяденька! В бой! Скоро! А у меня, бабы! Бабы не было, никогда! Так и помру! Господи! Товарищ капитан!

Воронин, внимательно посмотрел на мальчишку.

- Товарищ бывший капитан, не бог! Спирт у него, конечно, есть, а бабу - извини! После боя мы тебе, немку поймаем! Ну, на крайний случай, немца! Большого и голубоглазого! Что это за русский солдат, который немца не имел?

Воронин захохотал, обняв за плечи пацана.

- Не горюй! Я тебя поцелую, потом. Если немца не найдём!

- Не хочу немца, живым бы остаться! Страшно!

- А ты не думай, что страшно! Не думай, говорю! Смерть, она штука такая, зовёшь - не задержится, придёт с радостью. А так, не торопится - всё равно ей, все её и всё её. Рано или поздно, не убежать. Уж лучше поздно! Сам её, не зови! Никогда!

- Я то понял, дядянька, что никогда, звать…

Шандархнуло…

- Нагнись! Падай, мать твою! Кружку брось!

- Спирт в ней!

- Дурак, да? Брось!

Снова шандархнуло, снова и снова… Земля матушка! Укрой! Не до нас ей, родимой! Её саму на части рвут, больно ей! А вы, сынки, сами! Сами!

- Кружку брось!

- Да я…

Снова и снова…

- Ты что, маленький? Ты это! Кружка? Да чёрт с ней! Маленький, ты не молчи! Понял! Не молчи, говорю! Я тебе приказываю! Санитара! Мальчик, мальчишичка, сынок родной! Не молчи! Санитара! Всё хорошо будет, мы повоюем, мы так повоюем! Санитара! Да я тебе, не одну девку, я тебе их кучу найду! Ты у меня мужик, ещё тот будешь! На фронте, лучший! Ты не молчи только, не молчи! Не будь гадом! Не молчи! Отвечай! Старшему по званию…

- Он мёртв, капитан. Пацана, отпусти. Заберём его, отпусти капитан.

- Назад! Назад вороны! Постреляю!

Шандарахнуло. Да как!

- Ну, да ладно! Ты малыш подожди, я сейчас! Сволочи! Во гады! Не уходи никуда! Я скоро!

Шандарахнуло. Комья земли, да по башке.

-У-у-у! А-а-а! Ненавижу, сволочи! Га-ады! А-а-а! За мной! За мальчика! За тудыт-растудыт, блин! За Родину!

А вокруг лежат поля на все четыре стороны, не спрятаться, не скрыться. Погадай ромашка! Жить, не жить? Любит, не любит - к чёрту. Не так, всё! Не до этого! А может? Кто меня любит, жизнь? А может, нет? Любит, смертушка? Не знаю. Не успела ромашка нагадать, снаряд попал! В ромашку…. К чёрту! Богу лысому! Не верю, блин! Ни богу, ни чёрту! Для бога, страшно, всё это! А для чёрта …, тоже страшно! Земля с кровью! Люди с небом! Всё вперемешку! Ходил, говорил, и бац! На небесах! Кому страшнее? Богу? Чёрту! Ад на земле! Чёрту страшнее, вроде! Пугать, больше нечем людей! Они сами, придумщики великие! Кровавые! Не чем пугать больше, не чем! Какую бы кару, не придумал, бог или дьявол. Человек, всё равно придумает страшнее! Кровавее! Вровень стал человек, и богу, и дьяволу. Правда, только по поводу мучений. Но всё равно, звучит гордо!

Это надо же! Ни одна молитва, на ум не приходит. Хотя откуда? Всегда готов! Слава партии! Любимому вождю, отцу всех…. И всё! А, прости господи? А покайся? Таким словам не учили. Жаль! Пока сам не поймёшь, на каком свете, или богу душу или тело партии. Лучше партии тело, чем душу богу. Душу страшно. Спаси и сохрани, таких слов, не только я, страна, двадцать лет не слышила. Но когда, когда рук не чувствуешь, а ног как не было, в глазах, всё синие, всё чёрное. Куда? На небо? В землю? Не доделал, не успел, а мальчик был? Прости меня Господи, пусть имя твоё…. Не помню дальше, бля! Не помню! Мамка, мамка! Отец родной! Вы то знали! А детей научить? Им же тоже. Тоже, умирать приходиться! Хоть за Родину, хоть так просто. Без молитвы, без прощенья, страшно! Ни ног, ни рук… , а мальчик без ног, рук, головы? Был?

Почему? Нет ангелов, нет чёртов? Почему? Темно, не вижу! Не вижу никого. Жив может? Странно. Ни рук, ни ног, голова одна и та гудит, как экспрес Москва - Владивосток, или пароход какой. Врут всё! Врут попы! Нет ничего после смерти, нет! Нет никого! Одни поля, поля…. Умер? Но почему? Ни встать, ни сесть, и головой не повернуть. Странная жизнь загробная, фляжка со спиртом, и табачок в кармане? Всё на месте! Всё! А кричать, почему-то не хочется: За Родину! За Сталина! Наверное, точно умер. И не один, кто-то рядом валяется. Такой же бедолага, вместе на суд господний. Ну, хоть не один, вместе веселей.

- Эй! Эй, как зовут братишка, если конечно, ты не ангел?

- Шайзе! Алескляй! Ганс Гофман!

- Ты что, фашисткий ангел? Так тебе не по адресу! Я русский солдат. Я с тобой, ни на шаг! Не подходи! Граната у меня! Будешь чудить, так я быстро, твою ангельскую, фашисткую морду, на небеса, без очереди!

Хотя я то, где? Судя по тому, как в спину дует, и сыростью несёт, ещё на земле. А ангел немецкий, почему, рядом валяется? Дошло! Это не ангел, фриц это! Ганс, какой-то. Тоже под снаряд попал, гад! А под ангела маскируется, вражина! Гранатой бы его, так тогда вместе, туда откуда, ещё не вернулся никто. Близко сволочь лежит. Самого зацепит. А жаль.

Ой! Руки в себя приходят. Уже пальцы чувствую. Жив! Точно жив! Если дулю скрутить смог, точно жив! Я же, как понимаю, с дулей, в царство божье, не пустили бы. А на суд божий, тем более! Значит жив! И этот гад рядом, тоже. Ну, ничего, ничего. Если пальцы отошли, то и руки тоже скоро отойдут. Тогда держись, ангел фашисткий! Удушу! Ханса! Хофман этого!

Шайзе! Шайзе! ( В переводе на русский язык, это слово обозначает говно) Это надо же! В атаку и под свои же снаряды. Шайзе! Я солдат! Я смерти не боюсь! Но так бездарно, за зря, обидно. Даже не увидев врага? Шайзе! Спасибо генералам, валяюсь тут, как шайзе в …. Ещё издохну! Не могу, ни ногой, ни рукой! Может хоть головой получится? Ай! Больно как! Потихоньку голову повернуть удалось. А рядом кто-то. Горемыка тоже, только вот, форма не наша. Русский? Точно! Это надо же, как же я раньше, до взрыва его не видел? Я б ему пулю! Так близко, рукой достать. Точно, не промахнулся бы! А теперь, чья похроная команда быстрей придёт. Прямо казино, какое-то. Если не здохнем раньше. Шайзе!

Так и лежали два солдата, голова к голове. Изранетые оба, осколками побитые. С обоих кровь сочится. Тоненькими красными струйками, кровь сочилась по склонам холма, на котором они лежали. Обегая веточки, наполняя канавки и ямки, струйки весело бежали вниз по холму. Такие одинаково алые, окрашивая холм, в какой-то замысловатый орнамент, красного цвета. Где-то на середине пути, они встретились, слились в один поток, и уже вместе, с удвоенной силой, понеслись вниз. С соседних холмов, такие же струйки, тоже превращяясь в ручейки, устремлялись к подножию холмов. Струйки превращались в ручейки, ручейки встречались и смешивались друг с другом…. Ещё струйки, ещё ручейки. С холмов, полей. Бурлила, неслась набирая силу всё дальше и дальше, за горизонт красная река. И не спрятаться от неё, и не скрыться…